Неточные совпадения
Я помню из них три: немецкую брошюру об унавоживании
огородов под капусту — без переплета, один том истории Семилетней войны —
в пергаменте, прожженном с одного
угла, и полный курс гидростатики.
— Врешь! Там кума моя живет; у ней свой дом, с большими
огородами. Она женщина благородная, вдова, с двумя детьми; с ней живет холостой брат: голова, не то, что вот эта, что тут
в углу сидит, — сказал он, указывая на Алексеева, — нас с тобой за пояс заткнет!
Он взял фуражку и побежал по всему дому, хлопая дверями, заглядывая во все
углы. Веры не было, ни
в ее комнате, ни
в старом доме, ни
в поле не видать ее, ни
в огородах. Он даже поглядел на задний двор, но там только Улита мыла какую-то кадку, да
в сарае Прохор лежал на спине плашмя и спал под тулупом, с наивным лицом и открытым ртом.
Около избушки не было ни дворика, ни загородки. Два окна выходили к
огородам, а два
в поле. Избушка почти вся была заставлена и покрыта лопатами, кирками, граблями, грудами корзин,
в углу навалены были драницы, ведра и всякий хлам.
Что нам известно о хлебопашестве
в этом
углу Сибири, который причислен, кажется, так, из снихождения, к жилым местам, к Якутской области? что оно не удается, невозможно; а между тем на самых свежих и новых поселениях, на реке Мае, при выходе нашем из лодки на станции, нам первые бросались
в глаза
огороды и снопы хлеба, на первый раз ячменя и конопли.
— Не найдется ли и мне у вас местечка? За дешевую плату… Может, по двору,
в огороде или около лошади?
Угла бы я у вас где-нибудь
в сарае не пролежал и цену бы взял пустую. А?.. Чтобы только не издохнуть…
Был август, на ветле блестело много жёлтых листьев, два из них, узенькие и острые, легли на спину Ключарева. Над городом давно поднялось солнце, но здесь,
в сыром
углу огорода, земля была покрыта седыми каплями росы и чёрной, холодной тенью сарая.
Миновав
огород, миновав проулок, Ваня повернул за
угол. Он недолго оставался перед избами. Каждая лишняя минута, проведенная на площадке, отравляла радостное чувство, с каким он спешил на родину. Мы уже объяснили
в другом месте нашего рассказа, почему родина дороже простолюдину, чем людям, принадлежащим высшим сословиям.
И наконец замолчала совсем и молча, с дикой покорностью совалась из
угла в угол, перенося с места на место одну и ту же вещь, ставя ее, снова беря — бессильная и
в начавшемся бреду оторваться от печки. Дети были на
огороде, пускали змея, и, когда мальчишка Петька пришел домой за куском хлеба, мать его, молчаливая и дикая, засовывала
в потухшую печь разные вещи: башмаки, ватную рваную кофту, Петькин картуз. Сперва мальчик засмеялся, а потом увидел лицо матери и с криком побежал на улицу.
Завидев этих грозных, хотя не воюющих воинов, мужики залегли
в межу и, пропустив жандармов, встали, отряхнулись и пошли
в обход к господским конюшням, чтобы поразведать чего-нибудь от знакомых конюхов, но кончили тем, что только повздыхали за
углом на скотном дворе и повернули домой, но тут были поражены новым сюрпризом: по
огородам, вокруг села, словно журавли над болотом, стояли шагах
в двадцати друг от друга пехотные солдаты с ружьями, а посреди деревни, пред запасным магазином, шел гул: здесь расположился баталион, и прозябшие солдатики поталкивали друг друга, желая согреться.